Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко

трубки тотчас же опустились… вероятно сторожевые крысы хорошо знали Уигуин, а также были, кажется, осведомлены, что заявится лекарка сегодня не одна. Они как-то синхронно попятились внутрь… и Уигуин сразу же шагнула в освободившееся отверстие и сделала мне знак лапой: ступай, мол, следом. И мне ничего другого не оставалось, как подчиниться, правда, отверстие было немного низковато и мне пришлось довольно чувствительно наклонить голову.

Впрочем, тоннель, в самом начале которого мы теперь находились, оказался значительно выше (и шире) входного отверстия, и я с облегчением вздохнула. Также тут было довольно светло, несмотря на мгновенно закрывшийся проход за спиной… и я сначала никак не могла определить источник этого странного света, зеленоватого и чуть мерцающего. А потом подняла голову и увидела вяло ползающих по глинистому потолку белёсых личинок, пухлых и довольно увесистых. Брюшная, расширенная и немного изогнутая часть каждой из личинок и испускало мерцающее зеленоватое сияние.

Пока я с интересом разглядывала эти весьма необычные «светильники», Уигуин о чём-то оживлённо переговаривалась (точнее, пересвистывалась) с крысами-сторожами. Я так и не смогла освоить даже самые азы крысиного языка, несмотря на все уроки Уигуин, но, кажется, хвостатая моя подруга о чём-то сердито спорила с охранниками, причём, все трое пищали одновременно. Потом они все разом замолчали… и сторожевые крысы, потеряв к нам всяческий интерес, вновь вернулись к самому входу.

– Теперь идти дальше можно быть! – сообщила мне Уигуин и мы двинулись куда-то в глубь тоннеля, который лишь в самом начале оставался глинисто-песчаным, а потом и стены, и потолок его неожиданно оказались обшитыми толстыми, плохо обструганными досками, аккуратно пригнанными одна к одной. И, что самое удивительное, светящихся личинок здесь оказалось даже больше, нежели у входа, причём, ползали они тут не столько по потолку, сколько по стенам. И, кажется, даже кормились этой древесиной… во всяком случае, доски во многих местах были сплошь испещрены характерными выемками.

– О чём вы так долго беседовали, ежели не секрет? – поинтересовалась я шёпотом. – Впрочем, можешь не отвечать.

Но крыса, что удивительно, ответила. Не сразу, правда.

– Я доказать им пытаться, что ты не только вред для крыс причинить не хотеть, но и пользу им оказать большую возможно, – разъяснила она. – И что ты отверженная есть и в посёлок, и в резервация, а значит, ненависть сейчас иметь на все люди вообще. Ты готова сейчас людей предавать, мстить, убивать самый подлый образом, и мщения ради даже помочь им многих детей в похищении…

Это было уже слишком!

– Да как же ты… – вспылила, было, я, но тут Уигуин, резко обернувшись, поднесла лапу ко рту и выразительно показала на стены.

Поняв намёк, я сразу же вспомнила о нашем с ней уговоре и, естественно, замолчала.

Остаток пути мы проделали в полном и абсолютном молчании и молчали до тех самых пор, пока не очутились перед массивной деревянной дверью, украшенной весьма замысловатой резьбой.

Сразу почему-то подумалось, что резьбу эту, да и саму дверь, изготовили люди (точнее, мутанты), потому как вряд ли крысы с их короткими неуклюжими конечностями на такое способны. Но вот кем были они, эти люди: наёмными работниками, выполнившими разовый заказ за определённое вознаграждение или пленниками, ставшими вечными рабами одного из крысиных кланов?

Второе было куда как более вероятным…

Уигуин, вновь сделала мне предупредительный знак и, повторно вытащив из котомки дудочку, негромко в неё продудела. И дверь тотчас же чуть приоткрылась, впуская нас внутрь.

А внутри был зал. Высокий, обширный… и стены с потолком его вовсе даже не деревянными были, а, то ли, из розового мрамора выложены, то ли из чего-то ещё, на мрамор очень похожего. И пол под ногами был на удивление гладкий и до того блестящий, что я даже увидела в нём расплывчатое своё отражение. И сразу поняла, что помещение это не сделано ни крысиными лапами, ни даже не руками их человечески рабов. Всё это – наследие древних предков. Не крысиных, разумеется… моих!

А крыс тут собралось превеликое множество. Во всяком случае, никак не меньше сотни. И все в каких-то длинных серых балахонах с капюшонами… и стояли они таким образом, что образовывали две сходящиеся шеренги. А там, где шеренги эти почти соприкасались, возвышалось большое металлическое кресло, неприятно напомнившее мне кресло из пыточной комнаты в посёлке. Впрочем, на этом кресле никаких особых ремней или иных приспособлений для пыток не было, просто восседала в нём ещё одна крыса, толстая и, по всей видимости, невероятно старая.

На этой толстой крысе тоже имелся балахон с капюшоном, но не серого, а ярко-пурпурного цвета. Цвет этот особо выделялся на общем уныло-сером фоне и как бы подчёркивал этим своим отличием необычайно высокий статут крысы, важно восседающей сейчас в кресле, словно на троне.

Уигуин низко поклонилась сидящей на троне крысе, одновременно с этим она положила своё копьё на блестящий пол и сделала мне знак: повторяй, мол, за мной! Но кланяться я не стала, просто положила оружие рядом с копьём и при этом незаметно оглянулась назад.

У входа стояло в полной боевой готовности около двух десятков крыс, без балахонов, но зато с копьями наперевес. И ещё штук десять, вооружённых смертельно опасными духовыми трубками.

Ну что ж, этого следовало ожидать!

– Почему твой не кланяться мне, человек?! – каким-то скрипучим, прерывистым (от старости, что ли?) голосом осведомилась сидящая на троне крыса. – Видишь, даже самолюбивый и заносчивый Уигуин, по своей глупость и ограниченность возомнившая себя мне равной почти, наконец-то опомнилась и явилась сюда смиренно вымаливать прощение! Или ты считать себя выше её, человек?

Крыса, восседающая на кресле-троне, владела человеческой речью даже лучше, нежели Уигуин, но у меня не было никакого желания восхищаться этой её удивительной способностью.

– Смотри, человек!

Толстая крыса в пурпурном одеянии проверещала что-то на своём неудобоваримом свистящем языке, и тотчас же все крысы, стоящие у кресла, дружно пали ниц… и Уигуин, немного поколебавшись, тоже проделала сие. Но крысы, стоящие у дверей, даже не шелохнулись, наверное, команда, отданная только что верховной крысой, их никоим образом не касалась.

– Вот пример истинный смирение, человек!

Толстая крыса вновь просвистела что-то и крысы-подчинённые, так же дружно, как падали, вскочили с пола, старательно отряхивая серые свои балахоны, что было совершенно излишним, ибо полированный пол этот блистал чистотой.

И Уигуин тоже поднялась с пола и выразительно так на меня посмотрела.

«Рано! – прочитала я в её пристальном взгляде. – Нужно ещё чуть протянуть время!»

Что ж, протянуть, так протянуть!

Падать ниц я, естественно, не стала, но